Начало.

Хайнрих уверенно шел по кладбищу, безошибочно отыскивая путь среди множества засыпанных снегом тропинок. Просто он очень хорошо помнил эту дорогу - дорогу к могиле своего отца... Вообще, семье Циммерманн еще повезло - погиб только отец, и не от рук дампиров, а от болезни, были ведь куда более несчастные семьи. Хайнрих понимал это и дорожил каждым мгновением, проведенным с родными.
- Вот я и ушел... Что ж, я думал, тяжелее будет. Ну... Попрощаюсь с отцом - и все. А дальше - будь что будет! -Самым сложным было, конечно же, решиться. Уйти тоже было не легко, но... Хайнрих верил, что поступает правильно, а при таком настрое, как известно, можно и горы свернуть.
Проходя мимо очередного ряда могил, парень увидел священника, сидевшего на камне; он выглядел сонным и озябшим.
- Во дает! Так и замерзнуть недолго... Или гхоллам попасться... О чем он думает?! -Беспечность духовного лица очень удивила Хайнриха; впрочем, встреча его даже обрадовала - можно благословения попросить... Или на такие дела благословения не дают? А вот как раз и представилась парню возможность это выяснить.
- Святой отец! - Хайнрих подошел к священнику и уважительно поклонился, - Вы в порядке, святой отец? Не замерзли? -С искренними участием и беспокойством в голосе спросил сын пекаря, ни на секунду не переставая следить за окружающей обстановкой, опасаясь гхоллов.

Отредактировано Heinrich Zimmermann (02.03.2010 16:17:26)

Священник вел себя на редкость беспечно и даже не удосужился оглядеть, очнувшись от дремоты и размышлений.
- Верно, глубоко верующие люди все такие - всё надеются, что бог охранит да защитит... А я бы вот что вспомнил: на бога надейся, но сам не плошай. Вроде поговорка стара, как мир, но видимо, не все ее знают, -Хайнриху оставалось только изумляться поведению Анаэля, ибо отчитывать священника за беспечность как-то не годилось, хотя они и были почти что ровесниками.
- Совсем Вы себя не бережете, святой отец! -Слегка укоризненно улыбнулся парень, наблюдая за все еще сонным священником; тот виновато улыбался, а потом по презабавному совпадению чихнул, заявив, что с ним все в порядке, - Будьте здоровы, святой отец! -Анаэль рассмеялся, и Хайнрих смеялся вместе с ним. На несколько мгновений сын пекаря забыл, зачем он здесь, и что вряд ли еще когда-нибудь придет проведать могилу отца, тоже.
- Куда путь свой держишь? –Оказывается, священник был еще и любопытным, а может, просто считал своим долгом знать все о своей пастве; Хайнрих несколько долей секунды раздумывал над тем, стоит ли говорить ему правду, но потом все же пришел к выводу, что лгать сейчас не уместно.
- Я Хайнрих, из Циммерманнов. Вы, должно быть, тоже покупаете наш хлеб, святой отец, -Парень говорил спокойно, даже чуть улыбался, - Но у нас трудные времена сейчас: с тех пор, как отец умер, царствие ему небесное, мы еле концы с концами сводим. Теперь пекарней старший брат занимается, Карл, а я вот на другие заработки отправился... Матушка болеет, а нас ведь еще две девочки маленьких, считай, трое не работают, а есть-то всем надо. Вот и нанялся я к какой-то графине, а жалование мое будут моим родным отправлять, деньги приличные... Понимаю, нет мне пути домой, но хоть семья с голоду не помрет, не гоже это... Как-то так, святой отец, - Хайнрих хотел было попросить благословения, но решил, что все-таки его не получит; слышать отказ ему не хотелось, и потому он просто добавил, - Пожалуйста, помолитесь за них, святой отец.

Анаэль слушал рассказ юноши. Циммерманн! Конечно же... Они славились своими замечательными булочками, правда, денег на их покупку хватало не всем... Когда Хайнрих заговорил о нанявшей его графине, священник немало удивился: обычно дампиры не утруждали себя наймом слуг, они просто забирали людей к себе в замок и, конечно, ни о каком жаловании речи не шло.
- Это очень важный шаг в твоей жизни, и да поможет тебе Господь в твоих начинаниях. Но будь осторожен, сын мой. Слугам постоянно грозит опасность от рук их хозяев. Я буду молиться за тебя. И за твою семью тоже.
Разговор со штайнцем окончательно разбудил Корфа, и шаги постороннего он услышл сразу. Ниа резко развернулся в сторону звука, но опасности не было - к ним подходил человек. Кого-кого, а Яна Ковалевского, местного доктора, парень знал, несмотря на то, что в церкви он был по очень редким праздникам. Появившийся из ниоткуда, талантливый врач, про таких говорят "от Бога", однако, видимо, не гнушающийся вот так "погулять по кладбищу". Причем последнее Анаэль предположил только что. Что может делать доктор на кладбище, у которого здесь никто не похоронен? Ресницы священника немного дрогнули, когда тот, поклонившись, встретился взглядом с ним.
- Добрый вечер, или доброе утро, святой отец. - старший Корф не смог сдержать улыбку и мягко произнес:
- Еще не определились, сын мой? Очень хорошо, что вы сюда зашли так рано - мне нужно с вами  поговорить, - все это было сказано очень дружелюбным тоном, словно священник хотел поговорить о своей болезни и, в довершение ко всему, парень снова чихнул.
Тем временем Ян переключился на Хайнриха, насмешливо заявив:
- А ты откуда такой взялся ряженый? Блаженный что ли? Если ко мне - сегодня у меня выходной, приходи завтра.
Видимо, относиться терпимее к ближним своим не входило в правила Ковалевского. Ниа только почти незаметно покачал головой.

Ян очень сильно надеялся, что все-таки народ вспомнит, что пора бы и честь знать, а потому дружно соберется и свалит, позволив ему наконец приступить к работе. В который раз парень мысленно чертыхнулся - не иначе Дьявол за язык дернул, заставляя согласится на предложение той тетки раскопать могилу и узнать истинную причину смерти  "ее горячо любимого мужа" (театральное пошмыгивание носом, тонна соплей в кружевной платочек, расшитый крупными маками, и перекошенное выражение лица - чтобы точно поверили в безутешность вдовы, прилагались).
И вот теперь Ковалевский стоял дурак-дураком у поваленного надгробия, пытаясь сделать умное лицо, беседуя со священником и пытаясь не расхохотаться на потуги Циммермана выглядеть невозмутимым и вежливым.
Набожные мы какие, вах-вах-вах... Ишь ты, вещички собрал, в турпоход отправился... И чего это мы интересно у дампиров-то позабыли (а именно к ним ты и попадешь, они любят таких вот простачков отлавливать), душа просит романтики, а пятая точка приключений? О, ну да - здесь медицина пока что действительно бессильна.
Ян ухмыльнулся, сморгнув - в какой-то момент доктор потерял контроль и едва не выпустил на волю свою силу, слишком пристально рассматривая Циммермана, из-за чего глаза полностью заполнила чернота, поглотив даже глазные яблоки. Теперь он вспомнил этого вечно чем-то занятого паренька, порой выглядевшего не от мира сего. Впрочем, не Яну было судить об этом - сам не местный; как говорится "три дня с походом".
Хайнрих отвлекся на разговор со священником, отводя взгляд, и Ян мотнул головой, гася силу, глаза снова стали ясными, а в глубине зрачков вспыхнули лукавые искорки.
- Здравствуйте. Не хочу Вас расстраивать, но я пока что не планирую стать Вашим пациентом, благодарю покорно; Вы бы лучше о святом отце побеспокоились - он, кажется, простудился немного... И себя берегите, да-да, - был у нас в Штайне один чудак-любитель по кладбищам прогуливаться, да его гхоллы порешили. Смотрите, не повторите его подвиг...
На подмигивание Хайнриха Ян ответил чуть снисходительной и в то же время издевательской улыбкой, а потом не выдержал и расхохотался, да так, что на глазах выступили слезы; чуть успокоившись, он наконец смог ответить парню, который тем временем окончил свой монолог и отправился к одной из могил. так что пришлось говорить ему вслед, надеясь, что ветер донесет до того слова доктора (ну не мог Ян промолчать, когда дилетанты пытаются сунуть нос в его дела и учить уму-разуму, ничерта не смысля в деле при этом, лишь бы тявкать попусту, создавая видимость непомерного умища, взращенного в полевых условиях):
- Дзенькую, парень, из тебя вышел бы неплохой ассистент; надумаешь - приходи, даже лягушек препарировать научу. - Ян нарочно ерничал, широко улыбаясь, но в глубине глаз притаились льдинки. - Благодарю за заботу о моей скромной персоне, я учту на будущее... Уж не ты ли сжигать меня собрался? Будет свободная минутка - заскакивай, помудрим над твоей идейкой.
Насвистывая веселый мотивчик, Ковалевский сел на соседнюю покосившуюся плиту и принялся сосредоточенно рыться в своей сумке; через пару минут он извлек оттуда небольшой термос и какой-то пакетик. Отвинтив крышку, Ян наполнил ее кипятком из термоса и всыпал туда содержимое пакетика, над стаканчиком на миг взметнулся веселый голубой сноп искр и сразу же потух, распространяя аромат лесной ягоды.
- Вот, святой отец, пейте. Сразу и залпом, не переводя дыхание, иначе не подействует. Будет слегка жечь язык, но то из-за виноградных косточек - они слишком терпкие. - парень протянул священнику стаканчик, потом прислонился спиной к надгробию и вытянул вперед ноги, выпрямляясь во весь свой немалый рост. - И о чем же вы хотели со мной поговорить, отец Анаэль?
Ян набрал в легкие воздуха и попытался состроить наиболее постную и благочестивую гримасу, готовясь к неминуемой проповеди. В том, что она последует незамедлительно Ковалевский не сомневался - чего ж еще ожидать от священника, особенно от настолько преданного своему делу, как Анаэль Корф?

Отредактировано Ян Ковалевский (06.03.2010 18:03:08)

- Ян, сын мой, вы все такой же нетерпимый забияка. Добрее надо быть, добрее...
Попивавший из все того же термоска чай, Ян поперхнулся и чуть было не отдал горячо любимому Анаэлем Богу душу: однозначно ржать и пить - несовместимые с жизнью вещи. Кое-как прокашлявшись и состроив постную мину, Ковалевский закатил глаза:Ну все, началось..., однако решил пока молчать - гогот на кладбище это конечно хорошо, но анафема пока ему не выгодна, может быть потом, когда выпьет - пьяному вроде море по колено, так что Ан сможет сколько угодно промывать ему мозги, ибо когда Ян вне реала - это все равно, что разговаривать со стенкой и пытаться доказать ей, что она не верблюд.
- Да успокойтесь, отец, обычная эссенция из ягод, порошочек из толченых костей... Фруктовых! - как-то слишком поспешно договорил доктор, пряча термос в сумку и широко улыбаясь. Глаза при этом были невинные-невинные. - общественность мне не простит утраты такого светила веры как вы.
Врач таки не удержался от подколки, а потом молитвенно устремил взор к небу; как назло именно в сей момент там пролетела одинокая ворона, громогласно каркнув на священника, мол - харе наезжать, лучше анекдот какой расскажи. (Хотя... Если учесть нынешний настрой Ковалевского, у которого отняли работу на этот вечер, причем ОЧЕНЬ хорошо оплачиваемую работу - все происходящее было лишь началом и обычной разминкой.)
- Сын мой, ваше появление здесь на кладбище можно, конечно, списать на то, что вы догадались о моей простуде и решили заскочить сюда чисто из благих побуждений. Но что-то мне подсказывает, что сейчас я вижу перед собой одного из осквернителей могил. Нет-нет!...  Я даже слышать не хочу, зачем вам понадобились тела. Мне грустно оттого, что даже после смерти штайнцы не могут обрести покой... Понимаю, наука требует жертв, и мертвые тела - не самая большая из них. Но, пожалуйста, договаривайтесь с горожанами, захотят ли они быть после своей смерти объектами ваших опытов. А трогать могилы я не позволю! Даже для вас должно быть что-то святое, господин доктор...
Выслушав тираду Анаэля, доселе сосредоточенно  наблюдающий за вороной, Ян перевел взгляд на священника и молча посмотрел на того, приподняв одну бровь, словно спрашивая: "Ты сам-то понял, чего сказал?"
Однако парень все же решил сдержать рвущиеся наружу язвительные фразы, все-таки священник не заслуживал откровенного хамства: ну не виноват он, что такой пресно-добрый и правильный, как логарифмическая линейка; лишь синие глаза доктора слегка сузились, а в них появился опасный блеск, а вот голос наоборот стал вежливый-превежливый:
- Святой отец, если вы считаете меня осквернителем - то так тому и быть, однако прежде всего посмотрите на вот это... - парень достал из нагрудного кармана расписку, полученную от вдовы, где черным по белому было указано, что "предъявитель сего имеет право делать с могилой все, что заблагорассудится, однако обязуется по окончанию работ привести все в надлежащий , читай: первоначальный, вид". (Стоит заметить, что в первый раз прочитав эти слова, Ян долго стоял, слегка растерянно моргая и пытаясь понять - если в первоначальном виде, значит ему стоит еще и в экстренном порядке посадить и вырастить на могиле сорняки, иначе ему впаяют двойку за плохое поведение и непослушание  плюс лишат премиальных, которые он под шумок подумывал стянуть с бабёнки.) - знаете, весьма проблематично было бы с ними договорится, учитывая то, сколько времени я тут провел.  Святой отец, мне  двадцать семь лет, а не восемьдесят, чтобы знать всех жителей на переучет. Мне платят - я выполняю; кому от этого плохо? Мне, их родственникам, вам или же покойничкам в конце концов?
Ковалевский кивнул в сторону уходящих к горизонту покосившихся надгробий:
- Там лежат лишь пустые оболочки, души их давно отошли в мир Иной и нет им никакого дела до того, что произойдет с их прахом. Это все лишь глупые предрассудки и боязнь принять истину, которая лежит у нас же под носом. Так устроены люди, так было, так есть и так будет.  - хмыкнув парень снова поднял взор к серому небу, наблюдая за все той же одинокой вороной.

- Не мне и не вам решать, что правильно, а что нет. Вера - единственное спасение от унылой судьбы всех штайнцев. Не лишайте их ее. К сожалению, вы думаете, что за деньги можно даже разорить могилу... Я понимаю, что большинство докторов ужасные циники и атеисты, но, повторюсь, я не позволю тревожить покой мертвых! Вы не можете знать, что думают и чувствуют они... Вы не можете утверждать, что что-то есть истина. Истина - это Бог, но вы далеки от него, очень далеки...
Слова священника в который раз отвлекли Яна, выводя из состояния легкой задумчивости; доктор дождался окончания монолога и лишь потом позволил себе снисходительную улыбку.
То ли я настолько очерствел, то ли священник здешний из тех религиозных фанатиков... Хотя нет, больше похож на идеалиста, помешанного на правильности и честности... Интересно, а он иногда смотрит по сторонам, прислушивается к своим прихожанам?
Ковалевский согнул левую ногу в колене и оперся о него подбородком, затем поднял голову и спокойно посмотрел в глаза священнику. Голос его был тихим и ровным, а в глубине глаз притаилась издевка:
- Вера, говоришь? А что есть вера? Верить можно, когда все хорошо и эту веру подпитывают, а где тут в Штайне можно найти подпитку для веры? Ты веришь в Бога и утверждаешь, что кроме этого народу больше ничего не осталось, а где он твой хваленый бог? Куда он смотрел, когда в городе начались все эти события? Где он сейчас, когда люди попрятались в домах словно крысы, боясь выйти наружу и думая, что все прекрасно и жизнь идет своим чередом? - Ковалевский тихо хмыкнул, кривя губы в подобии улыбки. - вера ничем тут не спасет. Оглянись вокруг - уже давно, по крайней мере то время, что я я вашем мире, каждый выживает как может. твоя вера лишь опиум для людей, вера может сделать сильным духовно, однако это лишь иллюзия, а на деле жить и верить, что когда-то Боженька отвлекется от дел насущных и обратит на наш мирок взор - это пустышка, которая ведет к мраку. Фактически все обречены либо жить в мире иллюзий, либо попытаться выжить, раз уж Создателю не до них.
Ян окинул взглядом кладбище, некстати вспомнился и фамильный склеп, лишь сейчас, спустя сколько времени он понял, что ушел из дому, не посетив на прощание могилы отца и деда. Однако раскисать по этому поводу врач не собирался. незачем священнику знать об этом, не созрел он пока для исповеди.
- И кстати, советую не делать поспешных выводов, отец; вы не представляете сколько людей ко мне приходит каждый день, я слышу их разговоры и вижу их глаза. Этого мне достаточно, чтобы сделать собственные выводы. Пускай я буду атеистом, но я не могу питать к богу любви за то, что он от нас отвернулся. разумеется, люди не должны жить всегда в сытости и достатке, но вечное рабство - это слишком, не находите? Порой мне кажется, что Бог просто забыл о нас и о Хеллерштайне; он просто устал следить за миром и ушел в запой. - последние слова Ковалевский произнес с видом человека глубоко осведомленного в подобных делах.

- Господин Ковалевский,  не вправе ли я надеяться, что вы перестанете так пренебрежительно говорить о моих убеждениях, ибо я в отношении вас такого себе не позволял... Надеюсь, вы примете мою позицию на счет разорения могил... Я больше не смею вас задерживать.
Ян спокойно встретил взгляд Анаэля и на миг синие глаза застыли, а затем их медленно стала поглощать чернота - Ян видел, что священник чего-то не договаривает, неспроста ведь он так на него уставился; тем не менее, парень вовремя спохватился и сморгнул, прогоняя головокружение - так было всегда, когда Ковалевский пытался "прочитать" собеседника. Но то были экстренные случаи, а здесь обычный конфликт веры и здравого смысла.
Врач лишь покачал головой - он уже понял, что до священника дошел лишь искаженный смысл сказанных им слов.
Все вы такие, святоши. Чистые, правильные. Словно возомнили себя вершителями судеб; а вы  ведь такие же грешные люди, как и мы. вы дышите тем же воздухом, принимаете ту же пищу. И точно так же, как и мы будете стоять перед Богом, когда настанет Апокалипсис. Все умное. что вы можете выдать, это - Господь терпел и нам велел... Очень мило, интересно, чего он там себе надумал обо мне... Вершитель, ревнитель и Хранитель, шагающий во Тьму. Еще и без заработка оставил, а еще добрячок. На какие средства мне теперь огурцы мариновать, скажите на милость, люди добрые и не очень?
Ян лишь тихо вздохнул, не сводя задумчивого взгляда со священника и покачал головой - его жалость была ему абсолютно не нужна, жалость нужна тем, кто действительно потерял веру в жизнь, не может найти выход из тупика, или просто устал жить. У Яна же часть души умерла еще дома, в Польше, когда погиб отец, а мать едва не распустила наследство на ветер, тем самым едва не сделав Радзивилла нищим и не уничтожив род Ковалевских.
Врач поднял голову. снова вглядываясь в безжизненное серое небо. нет, он никогда не корил Бога за то, что теперь у него нет хоть какого-то пути назад и ему не суждено увидеть брата взрослым, увидеть, на кого же он будет похож; а вот разлука с матерью его вовсе не печалила, он никогда не питал к ней особых чувств, кроме, разве что, благодарности за подаренную жизнь. Здесь, в этом мире он встретил совершенно разных людей, но особо его поразила та просто та и доверчивость, с которой его, чужака на то время, приняли в общество, обогрели, а теперь и уважают. Могилы и их разорение, на что делал ударение священник тут абсолютно ни при чем - прах он и есть прах, с ним ничего уже не сделаешь, кроме как использовать как удобрение. (Ян был знаком с подобными индивидуумами, даже у него в душе что- то екнуло, подобное было уж слишком даже для такого циника как доктор.) Однако он все равно не собирался отказываться от своих слов, потому снова посмотрел на священника, на сей раз лицо Яна разгладилось, а в глазах не было и тени насмешки, лишь снисходитетьность:
-  Бог пьян, бог бесконечно пьян и из запоя выйдет нескоро, поверь - это не так просто, единожды начав... Ты можешь думать и говорить, что хочешь, святоша, но я сказал то, что лично сам думаю. Если честно, я доволен, что щит твоей веры настолько непрошибаем, тем веселее будет, если когда-нибудь ты все же сможешь увидеть каково же истинное положение дел. А пока что я скажу лишь одно, наверное мне стоит извинится за свою резкость, но я не умею говорить правду иначе, к тому же...  - Ян непроизвольно прижал ладонь к груди, чувствуя как тепло медальона согравает ее; приближалось полнолуние и он понимал, что времени осталось всего полтора дня от силы, однако не подал виду и продолжил свою тираду: - ... К тому же я не собираюсь прекращать начатое, однако могу дать тебе время для разговора с той дамочкой. Так что это не ты меня, а я тебя не держу.
С этими словами Ян демонстративно зевнул, однако поднялся на ноги и потянулся:
- Но я учту твой совет и поищу местечко поспокойнее, еще встретимся, святой отец, не держите зла на непутевого сына своего - в семье не без урода. Хе-хе-хе! - с этими словами, парень пошел вперед по заброшенной тропинке, подыскивая могилу поцелей и напевая:

Мы черезчур увеличили дозу,
Вспомнили все, что хотели забыть
Или на рельсы легли слишком поздно

Бог устал нас любить,
Бог устал нас любить,
Бог просто устал нас любить,
Бог просто устал.

Вот она гильза от пули навылет,
Карта, которую нечем покрыть.
Мы остаемся одни в этом мире,

Бог устал нас любить...

Отредактировано Ян Ковалевский (08.03.2010 15:00:14)

Рявкнуть в спину Хайнриху, куснуть напоследок чувства священника, оставить последнее слово за собой - вот из таких вот мелочей и состоит жизнь некоторых личностей, и Анаэль ни в коем случае не хотел лишать парня такой радости. Сколько ему лет? Около тридцати, помнится. А еще не вырос... Ниа усмехнулся: и вряд ли вырастет. Ну, может, годам к пятидесяти, когда лицо покроет сеть морщинок, а волосы побелеют. Или, может, уже на пороге смерти... У каждого свой путь к Богу, который  он обязательно пройдет в своей жизни, не может не пройти... И обязаность священника заключается в том, чтобы указать более правильную и ровную дорогу, чтобы не блуждала душа по непроходимым тропам. Но Ян Ковалевский был не их тех, кому нужна помощь, он упрямо отрицал существование одного верного пути и бродил во тьме.
Право же, как дитя малое... - подумал священник, услышав песню Яна. - Береги тебя Бог.
Корф подпер голову руками, и снова мечтательно уставился в унылое небо. Оно было такое же, как и полчаса и час назад, но все увеличивающееся количество посетителей кладбища говорило о том, что день уже в самом разгаре, и Габриэль уже сюда не сунется. Пора бы уже уходить... Поговорить с вдовой, разрешившей выкопать тело своего мужа. Рассказать об этом инциденте жрецам: может, они смогут как-то приструнить обнаглевшего доктора... Да, пора идти... Еще несколько минут - и он бросит глупую затею встретить тут младшего брата... А пока посидим...

С ухмылкой наблюдая, как парень рассматривал ее, девушка носочком туфли ковыряла сырую землю. Когда же взгляд синих глаз коснулся лица Камио, та не выдержала и показала тому язык. Поймав себя на мысли, что она ведет себя совсем не так, как подобает дампиру, Камиоима еще больше развеселилась. Пение парня становилось все более невыносимым, но Ками невозмутимо молчала, изредка мигая.
- А тебя мама не учила, как правильно здороваться со взрослыми дядями? На губы девушки наползла усмешка. Экий, смелый! Вздумал госпоже дампирше перечить? Ай-ай-ай!  Но в то же время Ками чувствовала еще больший интерес к незнакомцу. Реакция его было вовсе не такой, какую предпологала девушка. Любой другой дампир на ее месте не задумываясь прикончил бы такого хама. Но Ками делала не позволительную вещь - с самым спокойным видом разглядывала незнакомца, уже намереваясь завести разговор.
- Учила. Но я, будучи растяпой и страшным лодырем, естественно все это не слушала... Девушка горестно вздохнула, разведя руками. Плащ тут же распахнулся, противно трепыхаясь на ветру. Камио не поспешила вновь замотаться, убирая руки за спину и прищуренно глядя в пасмурное небо. В нем тенью мелькали одинокие птицы, пепельные облака угрюмо, лениво плыли, оставляя за собой призрачный след.
- Нравится мне, потому и распеваю, чего тебе не советую. Тут, знаешь ли, призраки водятся, гхоллы бегают и психи тоже появились... Девушка усмехнулась. Правда, чокнутый... Но уже с какой то блеклой радостью подумала Кам.
Поворачивай давай домой, пока не заловили, твои вопли будут заглушать мое пение.
Пееение... Рассмеявшись, протянула девушка. Слегка повернулась, выводя на стволе дерева пальцами какие то рисунки. Помедлив, она вдруг резко закричала букву "А", с самым спокойным видом. Наконец, замолчав, она с легкой издевкой поинтересовалась:
Вот так заглушу? Или надо громче? Она вновь открыла рот, надеясь побесить парня, но подумав, отложила эту мысль.
Камио отстала от дерева, принявшись мучить деревянный крест, что возвышался на самой ближней могилке. Целью было поставить крест прямо, что девушка лениво пыталась сделать одной рукой, хотя смысла в этом не видела. Но вместо этого крест вдруг резко наклонился, с грохотом упав на каменную плиту.
Упс.. Смущенно пробормотала девушка, не к кому не обращаясь. Наклоняться и поднимать эту палку было вломы, поэтому девушка махнула рукой и крест, нехотя заскрежетав, встал на место.
Отойдя подальше от злополучной могилки, Камиоима вновь встала у дерева, облокотившись об его толстый ствол. Равнодушно зевнув, она обернулась к незнакомцу, явно раздумывая, стоит ли в качестве жертвы использовать его.

Вяло проклиная под нос погоду, и осторожно перешагивая через могилы, дампирша осматривала кладбище на наличие гхоллов. Те, как назло куда-то попрятались, не спеша становиться трупами во второй раз. Тей вообще никогда не нравилось кладбище, а особенно – в такую сырую и пасмурную погоду. Неожиданно где-то справа послышались голоса. Приглушенные, и судя по всему далеко. Поразмышляв, какое-то время на тему: “А стоит ли мне туда идти?”, Тейя решила в пользу пойти и посмотреть. Спотыкаясь о торчащие корни черных, будто бы горелых, деревьев, девушка подошла к чьей-то могиле, от которой, распевая во всю глотку, уходил темноволосый человек. Вампиресса не сдержалась и покрутила польцем у виска. Кого только не встретишь…
Только сейчас она заметила другого парня. Тупо моргая, Тей  уставилась на него. На миг ей показалось, что это Габриэль, и дампирша даже сделала шаг назад, но остановилась. До нее, наконец, дошло что это, хвала Хаосу, не он. Хотя они и очень похожи… даже не так… у них было что-то общее, из-за чего Тейя их спутала. Или ты просто сходишь с ума – услужливо подколол внутренний голос.
– Каких только психов не встретишь здесь… - обращаясь к светловолосому мужчине, в котором при ближайшем рассмотрении дампирша узнала священника, сказала Тей. - Хотя он может привлечь гхоллов, а это сейчас было бы не плохо... - уже себе, тихо добавила девушка. Она пока не собиралась отказываться от идеи покрошить "тухлячков".

Ковалевский одобрительно хмыкнул - мелкая не торопилась орать и обзываться, спокойно встретив его взгляд, напротив принялась разглядывать в ответ, чего, впрочем, Ян и добивался, расплывшись в довольной улыбке, когда та все-таки запахнула плащ.
Молодчина, неужто мысли прочитала? ну наконец-то, здравствуйте мои вскипевшие мозги, вам приказ - не обращать внимание на эту нимфетку под страхом перегореть.
Тем временем вредина развлекалась как хотела, швыряясь цветами и деревяшками, однако Ян и ухом не повел, все так же продолжая стоять, приподняв одну бровь и как бы спрашивая: "Что, и это все на что ты способна?"
- Мамзель, чтобы ценить мое искусство, не обязательно рассыпаться в столь бурных "овациях", я и так уже понял, что вы в восторге от меня. - Ковалевский не выдержал и хмыкнул, отряхивая землю с рук. Крест был не столько тяжелым, сколько неудобным, к тому же возникало такое ощущение. Словно его кто-то с донышка держал, не давая вытянуть.
Как раз в один из моментов, когда Ян наклонился, все более и более нагревающийся медальон выскользнул из-за ворота наружу и Ян понял, что времени осталось мало. ЭТО произойдет сегодня ночью. Снова бездумное брожение во тьме... И снова неизвестно куда его заведут тропы бреда... Успеть бы инструменты домой занести и скальпель выложит, иначе... Об этом "иначе" Ян предпочитал не задумываться.
- Да нужен мне этот крест как призраку... Чего ты его достал?! Ставь на место... Если бы мне нужно было, я бы его сама вырвала...
Приказной тон... Как же  Ян его ненавидел...
Черт, только не сейчас, только не ее! ЕЩЕ НЕ ВРЕМЯ!!! Какого черта... - парень скрипнул зубами, опуская голову так, что волосы упали на лицо, скрывая исказившиеся в зверином оскале лицо. Ковалевский почувствовал острое желание раздолбать крест о голову девчонки, однако все на что его хватило, это швырнуть ним в нее; замахнись он чуть поболее - и та таки огребла бы по макушке, однако деревяшка приземлилась прямо у кончиков ее туфелек.
Пользуясь тем, что мелкая на секунду отвлеклась, врач в каком-то зверином прыжке оказался рядом и схватил дампиршу за горло, приподнимая над землей на уровень своих глаз; глаза Яна стала заполнять чернота, поглощая глазные яблоки... Лицо Яна было так близко к лицу девчонки, что он мог чувствовать запах ее духов, от чего кружилась голова, а рука меж тем все сжималась на ее горле. В левой руке сам по себе появился скальпель; Ян медленно, почти нежно провел лезвием по щеке дампирци, оставив на матовой коже тонкую красную нить...
Прекрати, не смей!!! Ты же сейчас подчинишь себе ее волю, а тогда тебя высшие дампиры не погладят по голове! ЧЕРТ! Да хватит уже, ты ведь не хочешь делать ее своей очередной марионеткой...
Ковалевский скрипнул зубами, отворачиваясь и тем самым разрывая зрительный контакт, отчего по глазам полоснуло адской болью; на миг сжал руку, словно желая одним движением сломать девчонке шейные позвонки, но вместо этого размахнувшись, швырнул ее на землю подальше от себя; рука со скальпелем дернулась, однако долгие годы практики не подвели и лезвие оставило на щеке девушки всего одны царапину - просто углубив предыдущую:
- Мой тебе совет - не попадайся мне больше на глаза... Особенно сегодня ночью... Если тебе хоть немного дорога твоя никчемная жизнь, дампир. - Ковалевский поспешил отвернуться, чтобы та не увидела в его глазах истинных эмоций и быстро зашагал по аллее, спотыкаясь о камни и остатки костей, не разбирая дороги, лишь бы оказаться подальше от этой так некстати зацепившей его девчонки.
А ведь я так и не узнал, как ее зовут... - нектати подумалось Ковалевскому, однако мужчина лишь поморщился, засовывая руки в карманы и продолжая идти вперед. Медальон согревал тело зловещим теплом, вкрадчиво напоминая, что в который раз его никто не спасет и бессонная ночь, полная душевного мрака ему обеспечена. И не спасут его ни мысли о священнике, дискуссия с которым так и не окончена, ни изумрудные глаза дампирши...

Ковалевский брел по аллее, а в ушах набатом звучали случайные фразы нимфетки:
- Да, я от вас без ума. И как вы только догодались?!... Я влюбилась в вас с первого взгляда, ага...
- Да ты чего?! Псих что ли?!
Жаль, что девчонка не видела его улыбки, иначе придумала бы эпитеты пооригинальнее. Ян брел, тихонько и полупомешанно хихикая, а мысленно костеря себя последними словами. Потому что из памяти никак не удавалось выбросить зеленые глаза и длинные локоны девчонки. Внезапно мужчина остановился и тут же матюгнулся вполголоса.
Идиот... Ну дампир и дампир... Тебе никто не дал права вот так просто на нее кидаться. пускай она хоть трижды вредина... Доктор, твою мать...
Ковалевский оглянулся как раз в тот момент, когда девчонка попыталась встать и неуклюже упала; тонкий слух уловил злобное:
- Псих! Чокнутый! Идиот! Дебил... Уууу...
Что-то в душе Ковалевского замерло, словно натянутая до упора струна и резко оборвалось.  Другой бы на его месте, будучи хоть миллион раз доктором, постоял бы да и ушел - связываться с такой истеричкой и скандалисткой себе дороже... Примерно те же слова бормотал Ян, а ноги сами несли его к дампирше.
- Не дергайся, мелкая. - руки Ковалевского без всякой пошлой мысли, по привычке скользнули по ноге девушки, оценивая повреждение, в глубине синих глаз, когда он снова взглянул на дампиршу, за показной наглостью и издевкой притаилось беспокойство и... вина?
Ян, ты кретин, мазохист, идиот и педофил. Сколько лет этой малышке? Четырнадцать? Шестнадцать? Вспомнила бабуля как молодухой была? Куда подкатывать надумал?
Ковалевский скрипнул зубами, упрямо поджимая губы и рывком выпрямился, подхватывая мелкую на руки и прижимая к себе:
- Теперь заткнись и не дергайся. Сейчас рану тебе обработаю, перебинтую и все будет в порядке. Хватит орать, я и так вижу, что вокал у тебя отменный; не трать понапрасну силы - будет лишь больнее. - нарочито холодный и бесстрастный голос, а руки напротив держут мягко и бережно. - А еще я кретин, сволочь и подонок, забыла добавить, но учти на будущее. Скудноват у тебя словарный запас, однако...
Сказав это, Ян молча направился по аллее к выходу с кладбища; нужно было успеть до вечера перебинтовать нимфетке ногу и выпровадить ее, а затем убраться подальше от жилого района. Иначе его скальпель не обойдется одной царапиной по щеке дампирши.

==========> Бедные тени [дома] - Дом Яна Ковалевского.

Понадеявшаяся уже на относительно легкую беседу (не относительно она быть не могла, ввиду вампирского происхождения девушки), Тей жестоко разочаровалась. Она смущенным взглядом проследила за поклоном священника. Хаос, ненавижу все это! Насколько он меня старше? И вообще... Запугали мы их совсем... - дампирша бросила мимолетный, полный ненависти взгляд в сторону Балтаюра.
- Здравствуйте, юная графиня. - она посмотрела на него почти несчастным взглядом. Графиня... брр, вот стукнет мне лет сорок - буду графиня... Если доживу.
- Здравствуйте. А можно на ты? - это прозвучало несколько странно для “высокородного и могущественного дампира”. Так, во всяком случае, было принято считать у людей. А Тей… что Тей… Она всегда старалась следовать своему принципы не быть одной из этих. Именно поэтому они считают, что я могу спокойно перейти на сторону повстанцев... Надеюсь, Фантель сможет держать язык за зубами, а то в подземельях много камер, и я не хочу попасть в одну из них…
- О нет, он не псих - он глубоко несчастный человек. - где-то в той стороне, куда ушел врач послышался чей-то вопль и плохо различимая ругань. Хм... хорошо, будем считать, что он ОЧЕНЬ глубоко несчастный.
- Я бы удивилась, если бы встретила в Хелерштайне кого-то счастливого. - девушка покачала головой.

Анаэля удивило выражение лица девушки, когда он поприветствовал ее. Но еще большее удивление вызвали ее слова: «- Здравствуйте. А можно на ты?» Брови Ниа чуть не поползли вверх, но он скрыл свои чувства за доброжелательной улыбкой. Священник чувствовал, что в своих словах дампиресса не лукавит, чтобы потом поймать его на фамильярном отношении к высокой персоне. Но школа жизни в страхе перед вампирами прошла недаром – Корф уже просто не мог перейти с девушкой на «ты».
Отчасти Анаэль понимал ее. Ему тоже не нравилось то, что перед ним люди учтиво кланяются, будто он какой-то аристократ, не нравилось привилегированное отношение в кругу дампиров… Но правила есть правила.
- Церемонное обращение… подобострастные взгляды… извечный ужас в глазах… Раздражает, не правда ли?.. Но, простите, Закон у нас в крови, и мы не можем нарушить его. Если хотите поговорить с кем-то на равных, то это вам стоит пойти к отряду Сопротивления, - улыбнулся священник девушке.